Близко или далеко? Если он выйдет, то будет, в сущности, слепым. Если он не дойдет до следующего укрытия в лесу, то, вероятно, будет ни на что не способен. Но зов — если это был зов — подгонял его, не позволял ему сидеть спокойно.
Нейл вытянул губы и издал звук, имитирующий крик Хурурра — он научился призывать так птицу. Ответный щелчок клюва пришел сверху — кваррин устроился на вывернутых корнях дерева над головой Нейла.
— Посмотри… кто… зовет… — послал он птице мысль-приказ.
Хурурр протестующе защелкал, но перескочил на другой ствол и пошел вдоль него. Его серо-белое оперение ослепительно горело на солнце, когда он поднялся, взмахнув крыльями. Кваррин предпочитал ночь, но и днем он видел много лучше Нейла.
Нейл попытался отметить кратчайшее расстояние через открытое пространство к деревьям впереди. Плач доносился оттуда.
Он надел заплечный мешок и пошел, щурясь. Споткнувшись о корень, он подвернул лодыжку и ободрал полузажившую рану, так что дальше шел, хромая.
В этом плаче были слова, слившиеся вместе, неразличимые, но все-таки, слова. И шел этот звук откуда-то неподалеку от полей поселенцев. Что случилось? Может, опустошающий ветер снес все постройки, и люди загнаны в лес, которого смертельно боятся?
— Существо… одинокое… неправильно… — пришло сообщение Хурурра.
Существо одно. Но что значит «неправильно»? Вред, ловушка? Нейл заторопился, дошел до края прогалины, и понял.
Козберг показывал своим новым рабочим, как предупреждение, ветхую заброшенную хижину. Эту развалюху все на участке избегали. Здесь была другая такая же, готовая упасть от любого толчка. Хурурр сидел на самой высокой точке ее кровли.
Нейл сделал второй рывок через открытое пространство и остановился у входа в хижину. Голос упал до бормотания. Нога Нейла запнулась за глиняный кувшин для воды. Кувшин был пуст.
На девушке не было ни маски, ни капюшона, платье было разорвано, так что видны голые, непрерывно шевелящиеся руки. Бледная кожа была испещрена зелеными пятнами. Густые спутанные волосы спадали с запрокинутой головы. Глаза были открыты, но ничего не видели.
Нейл приподнял ее качающуюся голову, прислонил к своему плечу и стал смачивать потрескавшиеся губы водой из фляги. Она облизала губы, и он смог напоить ее. Кожа ее была горяча, как огонь, она явно была в жару от зеленой лихорадки. Нейл снова уложил ее и огляделся. Девушка лежала на куче старых, грязных мешков, в которых, вероятно, раньше хранилось зерно. У двери стояло блюдо с какими-то корками и массой подгнивших и совсем испорченных фруктов, по которым уже ползали насекомые. Нейл выбросил блюдо за дверь с сердитым восклицанием. Ничего себе! Пища, вода и постель для больной! Но на что больше могла надеяться грешница? А Эшла — он узнал ее, несмотря на болезненную перемену — конечно, была признана грешницей по законам своего народа. Нейл, злобно оскалившись, взглянул в направлении участка, откуда ее выгнали, как только поняли, что она больна. Но сам-то он выжил и предполагал, что не он один, так что не было причин считать, что с Эшлой будет иначе.
— Воды…
Нейл помог ей напиться еще раз, а затем обтер ей лицо и руки влажной тряпкой. Девушка вздохнула.
— Зеленый… зеленый огонь…
Сначала он подумал, что она говорит о своей болезни, потому что помнил свой собственный бред, но она развела руки, и он вспомнил, как она стояла в тот день, держа прекрасное ожерелье.
— Холодная зелень Ифткана…
Он жадно схватил эти слова. Ифткан! Значит, у Эшлы в ее болезненном жару тоже измененная память и знание того, что никогда не было частью ее поселенческой истории.
Нейл импульсивно взял ее руки в свои и крепко сжал, несмотря на слабые попытки освободиться.
— Ифткан, — тихонько повторил он. — В лесу… в прохладном лесу.
— Ифткан стоит… в лесу.
Голова Эшлы замедлила свое беспрерывное движение, из ее закрытых глаз вдруг покатились слезы, побежали по впалым щекам.
— Ифткан умер, — твердо сказала она, и авторитетность ее тона поразила его.
— Нет, не весь, — тихо уверял он. — Ифтсайга стоит, она еще жива. Прохлада, зелень, живой лес. Думай о лесе, Эшла!
Над ее закрытыми глазами собрались морщинки. Кустистые брови, придававшие грубость ее лицу, исчезли, как и большая часть волос. Нейл удивлялся, как быстро она прошла полное изменение. И глаза… Да, они стали шире обычных человеческих.
Руки ее больше не пытались вырваться, а плотнее прижались к его рукам.
— Лес… Но я не Эшла, — снова твердые решительные нотки. — Я — Иллиль!
— Иллиль, — повторил Нейл. — А я — Айяр.
Если она и слышала его голос, то его слова ничего для нее не значили. Слезы все еще катились по ее лицу. Губы издавали слабый стон, а уже не тот крик, что привел сюда Нейла.
Нужно больше воды. Но идти к реке слишком далеко при свете солнца. Нейл послал мысль Хурурру в надежде, что птица сможет привести его к какому-нибудь лесному ручью.
— Сверху — на листьях, — пришел ответ.
Нейл понял его только тогда, когда вышел на прогалину перед хижиной. Кваррин слетел с крыши на высокую ветку дерева и пошел по ней к грозди различной формы листьев, на которые человек сначала не обратил внимания — какая-то паразитирующая лиана. В центральной части ствола-ветви был большой круглый нарост, вроде чаши. Нейл залез туда и действительно нашел там источник воды — в этом плотном волокнистом резервуаре было по меньшей мере две полных чашки воды. Нейл перелил ее в свою флягу, вернулся в хижину и стал умывать ею лицо Эшлы, когда приглушенный вздох заставил его обернуться. В дверях стояла фигура в маске и в плаще, но маленькая — та же девочка, что сопровождала ее при сборе ягод несколько дней назад. Фигура держала перед собой корзинку. Теперь она отвела ее назад и подняла, как бы собираясь защищаться от неожиданного нападения.