Вместо этого он поднял одну из четырехпалых рук и протянул ее к Шенну, который ощутил на своей коже прикосновение кончиков пальцев, очень напоминающее легкое касание пером. Затем абориген ощупал его губы, щеки, и наконец, его пальцы крепко прижались ко лбу терранца, прямо между его бровями. Это был своего рода контакт, но не при помощи слов или какого-нибудь неописуемого потока мыслей. В нем не ощущалось враждебности, по крайней мере, в этом прикосновении не было ничего, что хотя бы напоминало неприязнь. Любопытство да, и еще с каждой секундой возрастающее сомнение, но не в Шен-не, а в заранее составленном о нем мнении со стороны самого желтоглазого. Шенн оказался не таким, каким посчитал его абориген, и теперь от волнения его самоуверенность несколько поубавилась. Шенн оказался прав в своих предположениях. И он улыбнулся, а вместе с улыбкой его охватило приятное изумление, но не в отношении чужака, а насчет себя самого. Ибо он имел дело с женщиной, с очень молодой особью женского пола, которая в своем роде была намного женственнее, нежели любая девушка с Терры.
— Друзья? — спросил он в третий раз.
Но теперь он ощутил исходящую от нее осторожность, а не только удивление. И этот слабый контакт, состоявшийся между ними, поразил Шенна до глубины души. Он не вышел бы к этому обитателю Колдуна поздней ночью, если бы тот был мужского пола; в эти мгновения Шенн благоговел перед чужаком просто как перед женщиной. Он чувствовал ее робость и застенчивость, но не было ощущения равенства. Сперва его охватил гнев из-за своего нелепого положения; но ею снова овладело любопытство. Впрочем, он по-прежнему так и не услышал ответа на свой вопрос.
Кончики ее пальцев больше не касались его, создавая между ними контакт. Она отступила назад, теперь ее руки потянулись к одному из мешочков, свисающих с пояса. Шенн осторожно наблюдал за каждым ее движением. И поскольку он перестал ей доверять, он свистнул.
Ее голова резко поднялась. Она могла быть немой, но уж точно не глухой. И она уставилась на пещеру, когда росомахи ответили на его призыв угрожающим рычанием. Ее профиль напомнил Шенну что-то очень далекое; но то было золотисто-желтое, а не серебряное, из чего были сделаны два кольца, продетые сквозь рыльце пришедшей. Да, эту маленькую пластинку с похожим изображением он видел в кабине одного из офицеров корабля. Очень древняя терранская легенда: «дракон», так офицер окрестил это создание. Только у того существа было тело змеи, лапы ящерицы и крылья.
Внезапно Шенн вышел из оцепенения, вызванного воспоминаниями. Он подумал, что надо быть осмотрительнее. А что, если она каким-то образом вывела его на уединенную тропинку этих полузабытых воспоминаний, причем с какой-то целью?
Потому что теперь Шенн заметил в ее пальцах какой-то предмет. При этом она пристально смотрела на него немигающими желтыми глазами. Глаза… глаза… Словно сквозь туман Шенн услышал тревожные крики росомах. Он попытался вытащить шокер, но уже было слишком поздно.
Все вокруг него обволокла туманная серая мгла: скалы, остров, лощину со светящимися растениями, ночное небо, мерцающий свет фонаря. Сейчас он продвигался сквозь туман, как кто-то пробирается сквозь ночной кошмар, бредет с неимоверными усилиями, как будто плывет против сильного течения. Звуки, виды, одно за другим — эти чувства покидали его. В полном отчаянии Шенн ухватился за единственное, что у него осталось, за ощущение собственного «я». Он был Шенн Ланти, терранец, родом с Тира, изыскатель. Какая-то часть его повторяла эти неоспоримые факты с неистовым упорством; так он пытался бороться с неведомой силой, постепенно разрушающей его самосознание, делая его не человеком, а инструментом… или оружием… для того чтобы им воспользовался другой.
И терранец беззвучно, но неистово сражался на поле боя, находившемся внутри его самого, каким-то дополнительным чувством ощущая, что его тело повинуется чужим приказам.
— Я — Шенн!.. — про себя закричал он. — Я — это я сам! У меня две руки и две ноги… Я думаю сам! Я — ЧЕЛОВЕК…
И тут ему пришел смутный, еле различимый ответ, небольшой порыв воли, подстегнувший его сопротивление; волевой порыв, который пытался оттянуть его от бездонной пропасти, куда влекла его невидимая сила. Прежде чем его воля ослабела, оставив лишь слабое чувство замешательства, он ощутил исток своей тревоги.
— Я — ЧЕЛОВЕК! — выкрикнул он с такой же силой, с какой метал копья в трогов. Но против того, с чем он столкнулся теперь, его оружие было так же бесполезно, как копья против бластеров. — Я — Шенн Ланти, терранец, человек… — Это были неоспоримые факты, и никакой туман не мог стереть их из его разума.
И снова в нем вспыхнула чужая воля, словно легкая отдача после выстрела; возможно, это была лишь прелюдия к следующему налету на его последнюю цитадель. Он выставил эти три факта, как щит, лихорадочно собирая воедино другие, могущие послужить ему орудием последнего доказательства своего существования. Существования Шенна Ланти.
Сны, видения. Жители Колдуна управляют снами. И против этих снов могут быть только факты! Его имя, место рождения, пол — вот эти факты. И сам Колдун — тоже факт. Земля под его сапогами — факт. Вода, омывающая остров, — факт. Воздух, которым он дышит, — факт. Плоть, кровь, кости — все это факты. Теперь он боролся за свое «я», заключенное в его мятежном теле. Но ведь это тело реально. Он ощупал себя. Сердце качало кровь, легкие то наполнялись воздухом, то выдыхали его. Его борьба заключалась в том, чтобы ощутить все эти жизненные процессы.